Записки с Борнео: в поисках дикого

На Кинабатангане нам опять крупно повезло. Почему опять? Уже не помню, может, потому что нам всегда везёт. И вот в этот раз я крутила-вертела нашим групповым расписанием так, что оно постепенно и без доплат превратилось в практически индивидуальное. Гид наш, лодка наша, и, значит, весь Кинабатанган, нет, весь Борнео сегодня тоже наш.

Зарычал мотор и нос лодки ринулся вперёд рассекая воду. Днём мне здесь нравилось больше — буйная зелень закрывала большинство построек и, казалось, мы, наконец-то, в дикой природе, которой я так ждала от Борнео.

Ночью же везде будут гореть огни. И, когда мы поплывём на вечернюю прогулку, мне в голову обязательно начнут лезть мысли о том, что мой душевный поиск настоящей дикости в Малайзии так и не удался.

С самого приезда на Борнео я борюсь с этим могучим червем пожирающим мой мозг. Его кормят вымощенные плиточкой и вымытые тротуары городов, убер, сетевые супермаркеты и фастфудочные даже в самых неожиданных местах, и остальные слишком явные признаки цивилизации.

Куда бы я не подалась — на поиск лонгхаузов, в национальные парки, на острова или в джунгли — всегда находится место, где телефон ловит сеть, а местные знают, какой марки объектив фотоаппарата мужа и сколько стоит гоупрошка.

Вот так и тот таксист из Капита, куда мы ехали начитавшись рассказов о черепах и людоедах.

Нет, в самом Сибу я, конечно, и не надеялась их встретить. Я увидела то, на что рассчитывала — длинные деревянные постройки, отдельные квартирки, напоминающие одноэтажные многоквартирные дома в маленьких городках (в одном из таких я, кстати, и родилась). Там была до боли и тоже из советского детства знакомая клеёнка в клетку. Почему-то вспоминается, как мы с мамой на рынке покупали новый метр квадратный в клетку или цветочек каждый раз, когда на старой появлялись дыры и прорези. Здесь же эту универсальную клеёнку используют и на столах, и на полах; старая мебель, зато очень красивая керамика. В общем, чисто, уютно, бедно.

Ну а потом? После того, как мы купили билет на речном вокзале, чтоб поехать в Капит — как обещал лонли пленет, рубеж, за которым начинается всё самое интересное и неизведанное.

По иронии, поехать с билетом тамошнего 1-го класса и ещё несколько часов смотреть фильмы про настоящих ниндзя, чтобы ещё больше раззадориться в желании увидеть ‘настоящий’ лонгхауз и хоть на секунду открыть завесу прошлого других головорезов.

Вспоминается, как потом на местном рынке нашли мужичка, который на ломанном английском рассказывал, что ‘дорога аки змея и, когда асфальт закончится, ехать будет долго и посему дорого’.

Но мы доехали, и было скорее ощущение страха, а не первобытности, когда мы ступали по ненадёжным досточкам придомового помоста, осознавая, что под нами метров эдак -дцать.

И, вместо черепов, юркая женщина сразу же метнулась за котомкой с бусиками и браслетиками, которые предлагалось приобрести.

А другая попросила денег за экскурсию по своим двум комнатам, которые не составили большого различия с убранством бедной русской избы. Разве что та же керамика и да, черепа. Да ещё, ещё три милые черепашки в ведре, доживающие свою печальную жизнь до обеда. Нет, мы не останемся на обед….

Мы, конечно, сфотографируемся с вот этой так мило улыбающейся беззубым ртом бабусей. Как жаль, что она не разговаривает на английском — её отец наверняка принёс домой не один череп и ей, как раз, было бы о чем нам рассказать….

А может не стоит даже искать дикости там, где живёт человек?

Ведь в Бако было уже значительно лучше. Даже дорога туда превратилась из сначала обычной поездки на автобусе в водное приключение с высадкой вместе с багажом в метрах пятидесяти от берега, ибо прилив (подробнее про Бако приглашаю вас почитать здесь).

Мы брели по воде под страшилки о крокодилах, из-за которых закрыли для купания здешний райский пляж. Но, вместо них, нас встретили роскошные желто-зеленые скалы и милые дикие свиньи, прогуливающиеся по берегу моря в поисках крабиков и другой поживы.

Позже свинки будут приходить к столовке выпрашивать еду и радовать глаз с частотой трехразового питания.

Обезьяны-носачи будут прыгать с ветки на ветку. В кустах затаится маленький, но ядовитый питончик. А муж героически спасёт тетеньку-француженку от зловредной агрессивной макаки.

Бако порадует дикостью, когда в некоторых местах тропа будет теряться в скользких скалах и непролазной зелени, а звуки джунглей и дождя сливаться в единой песне.

Хотя потом снова пронесутся мимо ребята поляки, ехавшие с нами на лодке, покоряющие семимильный трек, как будто это стометровый кросс. Потом встретятся беззаботно прогуливающиеся русские девчонки, приехавшие днём позже. Они напомнят — мы тут не один на один с джунглями. А потом муж найдёт на полюбившейся тропе пригорок, на котором хорошо ловит сотовый. Отныне мы будем карабкаться в джунгли Борнео, чтобы он проверил рабочую почту или созвонился по делам…

А что же будет здесь, на Кинабатангане? Эта могущественная река в окантовке густой зелени джунглей не может нас разочаровать.

Да, человек пробирается всё ближе к берегу, рубит деревья, строит дома, прокладывает дороги. Человеку так хочется цивилизации, мягкой кровати под спиной и электрической лампочки над головой. Можно ли корить его за это? Наверное нет. Или уж точно не мне. У меня тоже была веская причина, хотя и не стоит оправдываться, заказать лодж, а не поехать в дикий кемпинг. Кто ищет дикости, живя в лодже, кушая в столовке, проверяя почту два раза в день? Неужели мы все настолько безнадёжны?…

Мы стояли под деревом-великаном. И ждали тоже великанов — самку орангутанга с детёнышем. Гид сказал, они обязательно появятся.

Ведь на дереве созрели плоды. Сладкие. Они притягивали не только орангутангов, но ещё и множество насекомых, в первую очередь, мух, которые весело жужжали создавая некий оркестр с комарами. Я больше не думала про малярию. Не то, чтобы я свято верила в средство от комаров из камбоджийской аптеки. Но меньше всего боишься опасности как раз тогда, когда смотришь ей в лицо. А здесь было кому посмотреть в лицо. Не ощущались даже дико парящие резиновые сапоги. Не ощущалось ничего в момент, когда там высоко в ветвях появились они — мама и детёныш. Кажется, гид сказал, что-то про осторожно, когда мама сердито фыркнула на существ внизу. А существа стояли зачарованные, стояли посреди кустов и комаров, под деревом, настолько громадным, что его верхушка терялась в небесах. А вверху, в метрах двадцати, на ветке висела большая обезьяна-мама, трогательно и бережно обнимающая своё дитя и совсем не по-доброму поглядывающая на чужаков.

Конечно, мы и до этого видели орангутангов Борнео. Видели и в Семенгохе, и в Сепилоке.

Обезьян, так сильно напоминающих людей.

То грустных, то игривых, то философски сосредоточенных, то рыщущих глазами, где бы поживиться.

Но в этих местах среда, всё-таки, полудикая, заповедная. Там большие обезьяны могут свободно перемещаться. Но их пропитание, а значит и жизнь, зависят от людей. И люди их любят.

Но у людей так устроено, что одной любовью сыт не будешь.

Поэтому толпы туристов приезжают поглазеть на процесс кормёжки, поумиляться, поизумляться, пофотографировать, накупить магнитиков и плакатиков, напостить фоточек в соцсетях и по приезду рассказать друзьям, что видели настоящих орангутангов. Рассказать и забыть или же навсегда сохранить в памяти.

Одни толпы сменяются другими, и этот круговорот помогает обеспечить жизнь животных. Вот только жизнь эта деформирована цивилизацией, и другим людям нужно приложить массу усилий, чтобы она вновь стала дикой для ещё одной обезьяны.

Наверное, если бы такие неуклюжие и одновременно ловкие солнечные мишки-неваляшки умели говорить, они бы сказали: «У орангутангов хотя бы есть надежда».

Есть, потому что, например, в Сепилоке их выхаживают и возвращают на волю, в джунгли Борнео. А вот с мишками так пока не получается. В дикой природе они никак не могут прижиться, а люди — отследить, почему же так происходит.

Вот и радуются мишки жизни в заповеднике. Карабкаются по деревьям, роют мини-берложки, ловят на лету тропические фрукты во время кормёжек и, кажется, даже не замечают вездесущих туристов, опять позабывших отключить вспышки фотокамер.

Орангутанги не мишки, хотя и они кажутся такими же неуклюжими, а оказываются очень ловкими. Они не всегда выходят к людям и, пусть это будет моей додумкой, им это не слишком по душе.

Но главное — орангутанги ещё не прошли точку невозврата. Они всё ещё балансируют на опасной грани между миром природы и миром человека, мирами, которые почему-то всё чаще встречаются не благодаря, а вопреки.

И вот сейчас, практически на расстоянии ‘вытянутой руки’ я смотрю на мать и дитя, великанов среди обезьян, которых так и тянет назвать ‘последними из Могикан’ на не менее величественном дереве, существующем тоже не благодаря, а вопреки человеку.

Человеку, который едет в лоджи, чтобы на них посмотреть? Или человеку, который строит эти лоджи и приглашает туристов? Или человеку, который торгует древесиной, чтобы заработать свой первый миллион, который он инвестирует в более продвинутую технику, которая еще быстрее будет расправляться с джунглями Борнео и гнать орангутангов, носачей, слонов все ближе и ближе к берегу?

Гнать, пока не будет куда или пока не будет кого?

Настаёт вечер, наш последний вечер на Кинабатангане. Мы плывём в лодке рассекая водную гладь.

Сегодня меня не трогают огни цивилизации. Я нашла то, что искала. Теперь мне тихо и спокойно.

Гид тихонько касается моего плеча. Он указывает на крокодила так же мирно плывущего мимо. А вон в кустах притаилась птичка, а там…

А я всё вглядываюсь в темноту — где-то там спят большие деревья и в своих ветвях стерегут сон таких же огромных, но в то же время, таких беззащитных мамы и сына, хоть и не последних, но тех немногих жителей берегов Кинабатангана, которых нам, людям, обязательно нужно сохранить для наших детей.

Именно их и джунгли Борнео, а не лампочки, лоджи, миллионы….

А вы были на Борнео? Какие впечатления? Расскажите.

Если же только собираетесь – читайте подробные инструкции о том, как спланировать путешествие по джунглям вдоль реки Кинабатанган и в Национальный парк Бако.

И подписывайтесь на новости – ведь Бако и Кинабатанган только 2 из 5-ти must see мест на острове. Так что, продолжение следует.